Вот что значит расти с матерью-алкоголичкой

Оригинал этой статьи опубликован в VICE Germany.

Я знаю многих алкоголиков – тех, кто пьёт по привычке, и тех, кто пьёт без меры. Я также знаю множество людей, которые являются детьми алкоголиков; я одна из них.

Videos by VICE

Тем не менее, наиболее личные признания о жизни с алкоголизмом, о которых я читала, особенно с тех пор, как появился интернет, являются слегка смехотворными. Часто в них идёт речь о насилии или пренебрежении, и даже когда я делюсь своим мнением онлайн, потому что некоторые истории меня трогают, всё равно остаётся ощущение, что я разрушаю все стереотипы. Но что я могу сделать? Вот моя история.

Моя мать всегда много пила. Когда она была молодой, это было нормальным. Её друзья называли её «королевой», потому что она всегда была в центре внимания. И она, и мой отец были музыкантами, и потому они много путешествовали. Я понимаю, что это звучит как обобщение, но для меня её личность экстраверта и образ жизни, в котором не было места рутине, как раз и стали почвой для алкоголизма.

Всё стало гораздо хуже, когда они с отцом разошлись. Она любила меня и хотела заботиться обо мне, но была потрясена разрывом.

Моё первое воспоминание касается одного рождественского дня, который я провела в слезах, потому что она ударила меня. Я сидела в прихожей, думая о том, как она била меня и надеялась, что в один прекрасный день всё изменится.

К тому моменту моя мать стала учительницей. Когда я болела, она покупала мне наклейки и конфеты. Мне нравится болеть, но она забывает о своей доброте, когда напивается. Я закрывалась в своей комнате, а она часами стояла под дверью, матерясь и крича, чтобы я выходила.

По утрам всё в порядке: моя мама покупает мне мои любимые шоколадки, и если я говорю ей, что она меня била вчера вечером, она отвечает: «Ты лжёшь. Я бы никогда тебя не ударила. Я слишком тебя люблю, чтобы сделать такое». Она всё ещё верит в это.

С годами её болезнь прогрессирует. Она всё ещё ходит на работу и умудряется удерживать всё, как есть, поэтому я боюсь выходных и её свободного времени. Когда у неё есть свободное время, она пьёт целый день, и часто к концу дня я нужна ей, чтобы помочь передвигаться. По мере того, как ухудшается её состояние, он становится всё большим параноиком. Однажды она решает разбрызгать средство от насекомых на двери хозяина нашего дома, потому что уверена, что он отравляет воду в доме.

Другое моё воспоминание связано с тем, как однажды в воскресенье я зашла в нашу гостиную. Это большая аккуратная светлая комната. Моя мать сидит на диване, уставившись на шкафчик на стене. Он сделан из тёмного дерева, сверкающего на солнце. «Ты», – обращается она к шкафчику – «теперь я вижу, что ты сделан из золота».

Она постоянно придумывает правила, а потом о них забывает. Если я прихожу на полчаса позже, она кричит, что я проститутка. Мне 16, ей 43. Мы ходим в дорогие рестораны, и она пьёт до и после еды. Она обвиняет меня в переедании, потом жалуется, что я слишком мало ем. Она говорит мне, что я толстая, и я перестаю есть. Около года я ем половинку рола, салат и шесть яблок в день. Если я ем больше, я наказываю себя.

Мне 17, и я с подругой еду в отпуск. После возвращение обнаруживаю её в больнице.

Очевидно, пока меня не было, у неё началась белая горячка – разновидность эпилептического удара, который бывает у алкоголиков из-за того, что они перестают пить. Она чуть не умерла. Мне рассказывают, что она бредила, будто я умерла. Она оделась в чёрное, ходила от кладбища к кладбищу в поисках моей могилы.

Я навестила её в психиатрическом отделении больницы. Впервые за много лет она была трезвая. Я её не узнаю. Больше похоже на то, что у меня есть мать, а не монстр. Она рисует для меня сову.

Осень. Она возвращается домой и снова начинает пить. Я дохожу до того, что выливаю в раковину бутылку безалкогольного шампанского, которое она принесла. Мы сидим в ресторане, и она хочет заказать вино, но я прошу её не делать этого. «Пей, если хочешь, но не тогда, когда я рядом», – умоляю я её. Она заказывает вино, и я ухожу.

Я понимаю, что для неё алкоголь важнее, чем я. Я понимаю, что не могу ей помочь. Я понимаю, что её зависимость сильнее чем моё влияние, и что так будет всегда. Мне 18, поэтому я покидаю дом.