Автор фото – Эми Тушетт/любезно предоставлено FSG
Книга Кристин Домбек «The Selfishness of Others: An Essay on the Fear of Narcissism» («Чужой эгоизм: эссе о страхе перед нарциссизмом») – это глубокомысленное и часто остроумное исследование предполагаемых причинах возникновения нарциссизма и нарциссического расстройства личности (НРЛ). Люди с НРЛ испытывают патологическую потребность в обожании другими и не испытывают эмпатии; у них насыщенная воображаемая жизнь и ощущение того, что им буквально все должны. Это выдаёт хрупкие эго, уязвимые к легчайшей критике.
Videos by VICE
С 2013 года Домбек вела колонку для «n+1» под названием «HelpDesk» («Справочный стол»), в которой убивает людей, ищущих у неё совета, фразами вроде: «Во-первых, дорогуша, Маркс не просто так называл это отчуждённым трудом» и «тратить значительные усилия катарсическим образом – примером этого является Чарльз Мингус, Сид Вишес или Эксл Роуз на сцене». Эти проницательные остроты попадают в «Чужой эгоизм». Хотя в книге Домбек больше печётся о собственной «нарцифобии», чем о диагностировании чужого эгоизма, её голос взывает к широкому кругу людей, подвергающихся воздействию нарциссизма, – усталых, истощённых жертв, людей, пытавшихся полюбить и спасти человека с НРЛ (и потерпевших неизбежную неудачу), и может, даже самих нарциссов.
Я списалась с Домбек по электронной почте, чтобы поговорить с ней об её увлекательной новой книге (которая вышла в конце августа в FSG), о том, почему нам следует воздержаться от неуместной раздачи диагнозов возможным нарциссам, а также о том, что может говорить о нас возмущение чужим нарциссизмом.
VICE: По-видимому, ярлык «нарцисс» распространён как никогда и используется для описания всех жаждущих власти себялюбцев.
Кристин Домбек: Мне кажется, что популярность этого слова в качестве оскорбления или гражданского диагноза в настоящее время отчасти связана со страхом самого Интернета, в котором оно распространяется. С тем, что нам приходится иметь дело так быстро со множеством людей, не имея возможности испытать их сущность, скрывающуюся за теми изображениями и словами, которые они выкладывают в сеть.
В более общем смысле распространённость этого термина в настоящее время является образчиком господства психологической лексики в наших повседневных способах взаимодействия с другими и размышления об этических проблемах. Меня волнует то, что мы в итоге очень необдуманно используем психологическую диагностику в повседневной речи, как будто это священное писание, как будто её категории ясны и истинны, а мы можем просто помещать в них людей. В прошлом у подобной лексики часто бывали некие подспудные задачи.
Расскажите для непосвящённых: какова разница между нарциссом и социопатом?
Люди, должно быть, постоянно спрашивают об этом Интернет («Мой парень – социопат или нарцисс?»), если судить по количеству постов на эту тему на сайтах, посвящённых самопомощи в отношениях. Ни нарцисс, ни социопат не способен дать настоящей любви; в этом люди, как правило, согласны. Но хотя они оба просто дурачат вас и пользуются вами, или так говорят, нарциссы больше сконцентрированы на получении нежности и внимания, нужных им для поддержания претенциозного, тщеславного представления о себе, в то время как социопатам вообще плевать: они просто пытаются получить власть и выиграть. Нарцисс может бросить вас, а затем возвращаться снова и снова, пытаясь убедить вас, что на самом деле он крут и идеален, а проблема именно в вас; социопат может просто свалить, когда ему надоест.
Исследования, якобы показывающие, что нарциссизм на самом деле растёт, меня не убеждают, поэтому я заинтересовалась вопросом о том, почему нарциссизм стал одним из самых распространённых наших страхов, связанных с людьми. Страх перед нарциссизмом немного отличается от страха перед социопатией или психопатией. Он связан с притворством и показухой, с возможностью того, что кто-нибудь может казаться тёплым и очаровательным снаружи, но внутри иметь полное отсутствие эмпатии, полную пустоту.
А эта пустота однозначно появляется скорее от воспитания, чем от природы, верно?
В прочитанной мною литературе по психологии единого мнения нет вовсе. Однако сайты по самопомощи в романтических отношениях, как правило, представляют его чем-то естественным, некоей сущностной категорией: «У некоторых людей просто отсутствует эмпатия. Можно лучше относиться к своему бывшему парню, потому что он, по сути, нарцисс, он не способен на любовь, он никогда не изменится. Дело не в том, что он предпочёл не ощущать к вам эмпатии, он вообще не способен на эмпатию. Вы были одурачены». Распространённость этой истории вызывает у меня подозрения.
«Меня волнует то, что мы в итоге очень необдуманно используем психологическую диагностику в повседневной речи, как будто её категории ясны и истинны, а мы можем просто помещать в них людей».
Считаете ли вы, что существует некий спектр нарциссического расстройства личности, подобно тому, как существует спектр аутизма? Или вы считаете, что оно работает постадийно: ранняя внутренняя стадия и полноценный монстр с нулевой эмпатией?
Это очень серьёзные вопросы. Если рассмотреть подобласти психологии, то существует значительное расхождение во мнениях о том, является ли нарциссизм тем, что мы есть, или тем, что мы делаем, лучше ли его определить как клиническое заболевание или спектр, как нечто в мозге или просто нечто, постоянное и неизлечимое отсутствие эмпатии или заболевание, которое можно исцелить. Расхождение во мнениях настолько велико, что Американская ассоциация психиатров приблизилась к удалению «нарциссического расстройства личности» из последнего издания «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам». И всё же существуют сотни вебсайтов о токсичной и обманчивой любви, которые раздают советы о «нарциссах» так, как будто этот термин чётко определён.
Я прочла достаточно, чтобы стать убеждённым агностиком. Когда это слово всплывает у меня в голове, мне кажется более полезным и точным думать об этом как о том, что мы делаем, – как о том, что делаю я, и как о своих действиях, которые мне надо пресекать, а также о том, что делают другие, в то время как мне нужно работать над тем, чтобы их понять. Иными словами, раз уж это слово есть, оно режет ухо, когда я делаю что-то гадкое или бесчувственное или исчезает кто-нибудь другой, я стараюсь сделать его более гибким.
В споре о том, кто и где накосячил, всё это, полагаю, весьма относительно.
Разумеется, гады существуют. Но да, мне кажется, что меня зачаровывает то, как эти термины из диагностики формируют наши рассказы о любви, гендере, сексуальности, поколениях – наше мнение о культуре и осуждения целых групп, например, поколения нулевых. А ещё меня волнует то, как слово «нарциссизм» помогает нам превращать в фетиш собственную эмпатию, как будто у «нас» она всегда есть, а у «них» – нет.
«Когда это слово [нарциссизм] всплывает у меня в голове, представляется более полезным и точным думать об этом как о том, что мы делаем».
Вы говорите, что Фрейд заявлял: нарциссизм в основе своей произрастает из инстинкта самосохранения, особенно при взаимодействии с холодными, жестокими или склонными к насилию родителями. Связано ли это вообще с теми нарциссами, которые постоянно выкладывают селфи?
Социальные психологи, предупреждающие об эпидемии нарциссизма сегодня, упоминающие о выкладывании селфи и так далее, на самом деле считают, будто то, что они называют «нарциссизмом», произрастает из избытка родительского внимания и нежности; они считают, что у нарциссов чересчур высокая самооценка. А это полная противоположность мнению Фрейда. Они вообще говорят об одном и том же? Я не уверена.
Но нет, уж лучше надеяться, что все люди, которые выкладывают селфи, не обязательно являются людьми с расстройствами личности. Селфи постоянно выкладываются ради связи. Я заметила, что больше всего селфи выкладывают мои друзья, отличающиеся едва ли не самым безумным великодушием, эмпатией. С чем это связано? Кажется, слишком просто заявлять, будто всё, что выражается через саморепрезентацию, обязательно является проявлением самовлюблённости или тщеславия. Иногда селфи постят от тщеславия, иногда без разумных причин, а иногда – по важным причинам, из великодушия, даже в революционных целях.
«Что, если мы сделать так, чтобы мы необязательно были центром их действий?», — Кристин Домбек
Кстати, о революционной саморепрезентации: вы вскользь упомянули романиста Карла Уве Кнаусгорда и успех его мемуаров, которые, по мнению некоторых, являются симптомом всего этого.
То, что сделал Кнаусгорд, загадочно, не так ли? Кнаусгорда называли нарциссом, и многие ссылались на популярность жанра мемуаров как на признак культурного сдвига в сторону нарциссизма. Однако я считаю это нелогичным. На каждого человека, который пишет мемуары, приходится много людей, которые их читают, верно? В случае Жаннетт Уоллс или Шерил Стрэйд – несметное количество людей. Поэтому, даже если бы Жаннетт Уоллс или Шерил Стрэйд были нарциссами, потому что писали о своей жизни (и ведь ни их самих, ни их книги люди не любили бы так, как любят, если бы они были скучными и неоткровенными), то как насчёт всех тех людей, которые читают их мемуары? Трудно представить себе холодных, неспособных к эмпатии, полностью замкнутых на себя людей, которым может быть интересно прочесть сотни страниц о чужой жизни. Я имею в виду, что, возможно, проблема не в «я»; возможно, «я» как способ выражения, в изобразительном искусстве, письме или, если на то пошло, музыке, может быть скромным или тираничным, великодушным или жаждущим внимания, консервативным или революционным и так далее.
Заметили ли вы некий распространённый «характерный признак» у людей, страдающих полноценным НРЛ? Заметили ли вы за всё время своих исследований способность встречаться с людьми и отмечать более скорое появление характеристик НРЛ?
Есть много постов, указывающих на «характерные признаки», способы проверять людей и определения диагноза. Я скорее пытаюсь узнать, как этого не делать. Диагностика может защитить вас от эксплуатации. Также о ней иногда бывает интересно поговорить с друзьями. Возможно, я зануда, потому что беспокоюсь из-за этого.
Однако существует некое структурное сходство со всевозможным мракобесием, всем, что порождает те ужасы, которые мы видим в мире: людей сначала включают в некую категорию, а затем решают, что с ними делать. Полагаю, большинство профессиональных психологов согласились бы, что нам следует быть осторожнее. APA на этой неделе опубликовала послание для своих членов о том, что не следует поддаваться соблазну диагностировать определённых политических деятелей издалека; с 1972 года существует стандарт, правило Голдуотера, запрещающий диагностировать людей, которых вы не осматривали лично.
Считаете ли вы, что существуют симбиотические отношения между эмпатами и нарциссами? Что эмпатов «пожирают» и опустошают, чтобы они в итоге также стали нарциссамии сами – этакий вампирский апокалипсис?
Эту историю снова и снова рассказывают в Интернете. И она убедительна – а как же иначе. Дело в том, что все в тот или иной момент начинают думать, что нарциссом является именно их партнёр, а сами они склонны к эмпатии, верно? В течение обычных отношений бывает множество моментов, когда ваш партнёр (или родитель или начальник) может казаться злым, а вы можете казаться злым ему.
В книге я стараюсь выделить тот чувствительный момент, когда мы боимся чужого эгоизма, а также то, как наша привычка к диагностике чересчур определяет момент, заставляет нас клеймить что-то как психические заболевания, когда нам, возможно, лучше переживать трудность, не решая, что это такое. Что случится, если мы избавимся от психологической лексики, да и от моральной тоже, не навешивая на это ярлыки «эгоизм», «тщеславие» или в особенности «патология»? Что, если, иными словами, мы можем сделать так, чтобы мы необязательно были центром их действий? Полагаю, момент, следующий сразу за этим, порой безумно мил, после того, как мы принимаем временную замкнутость друг друга на самих себе, а они – нашу.
Вековая мудрость: не принимайте ничего слишком близко к сердцу.
Шутка как раз в том, что страх перед нарциссизмом всегда играет вами: начиная называть других гадами, вы теряете в них веру, а затем и сами таким становитесь. Вы истолковываете чужие действия только по тому, как они влияют на вас. Поэтому, хотя та история о вампирском апокалипсисе и может касаться некоторых отношений, её популярность более глубоко показывает, как быть человеком, возможно, глубже всего. Когда другие кажутся большими эгоистами, чем мы, именно в этот момент мы частенько сильнее всего застреваем в собственном положении, по ошибке принимая его за центр вселенной.
Следите за сообщениями Сабры Эмбери на Twitter.
Книга Кристин Домбек «Чужой эгоизм: эссе о страхе перед нарциссизмом» уже вышла в издательстве Farrar, Straus, and Giroux.
