Эта статья была опубликована в сотрудничестве с проектом The Marshall Project.
Однажды солнечным днём в южной Калифорнии в 2006 году я шёл по тюремной дорожке, и ко мне присоединился друг, которого я буду звать Майклом. Казалось, он едва сдерживался. Его тёмное лицо приобрело пепельный цвет, а вокруг рта у него была засохшая зубная паста. Когда я спросил его, как у него дела, он ответил лишь через целых четыре секунды.
Videos by VICE
«Я убью себя», – сказал Майкл.
Он сказал это без эмоций, но когда я посмотрел на него, чтобы увидеть, не шутит ли он, плечи у него были ссутулены, голова опущена, а глаза сфокусированы на дорожке непосредственно перед ним. Я задумался, не чувствует ли он то же, что и я: что любая словесная оплошность может окончиться катастрофой.
«Да ладно тебе, дружище, – ответил я с лёгкостью, которая, как я надеялся, скроет, что я нервничаю. – Не может быть чего-то настолько серьёзного».
«В моём корпусе есть парень, который не оставляет меня в покое. Он требует от меня заняться с ним сексом».
Это привело меня в замешательство. Я знал практически всех во дворе и скептически отнёсся к его утверждению о насилии. Я вспомнил, что Майкл в нашем дружеском кругу пользуется репутацией человека, чересчур склонного к драматизму. Он нередко говорил о «проблемах», которые являлись всего лишь попытками привлечь к себе внимание.
Спустя несколько минут мы обогнули гандбольные поля, идя по дорожке, и дошли до ряда скамеек для пикников на южной стороне двора.
«Давай присядем», – сказал я.
Он воспринял это так, как будто я пытаюсь создать для нас некое личное пространство, но на самом деле я тянул время. За семь лет в заключении мне ни разу не предлагали секс и тем более не принуждали к нему. Разумеется, я в юности слышал истории и шутки о падающем мыле, которыми так свободно бросались люди. Но я всё равно не мог избавиться от скептицизма: с чего бы этому маньяку выбрать не кого-нибудь, а именно Майкла?
Тем не менее, нечто в поведении Майкла казалось искренним. Если он выдумывает это, что он надеялся извлечь из такой конфузной истории?
Майкл неспешно начал рассказывать мне о случившемся, начав с очень раннего периода своей жизни. Он вырос в доме, где часто прибегали к насилию – я имею в виду такой дом, где ребёнку попросту невозможно отбиться. Избиения удлинителями, заточение в чулане дни напролёт. Казалось, в его жизни все либо ненавидели его, либо ничего к нему не испытывали.
Впрочем, один из бойфрендов его матери был не таким. Он позволял Майклу тусить с ним, пока бегал по району; он покупал Майклу одежду с иголочки или водил его поесть пиццы; он поздно вечером заходил к Майклу в комнату, чтобы провести с ним время.
Вскоре стало ясно, что единственный человек, когда-либо оказывавший Майклу внимание, также подверг его сексуальному насилию.
Я однозначно посчитал эти отношения насильственными, но Майкл сказал, что видит это иначе. Он, по-видимому, высоко ценил положительное внимание, которое оказывал ему немолодой спутник, и говорил об их отношениях с нежностью, которую и не старался скрывать.
К этому времени я осознал: говоря о парне, оказывающем на него давление, Майкл не лжёт. Также я осознал, что Майкл, возможно, гомосексуален, а следовательно, согласно моему тогдашнему мышлению, отчасти виноват в том, через что тогда проходил.
«Я знаю, в чём проблема, – сказал я. – В тебе дух гомосексуальности. И в парне, который на тебя давит, тоже. Если ты отвергнешь этот дух, он, я думаю, оставит тебя в покое».
«То, что меня привлекают мужчины, не имеет к этому никакого отношения. Так как меня не привлекает этот парень…»
К этому моменту мне стало крайне неуютно. Майкл почему-то не мог понять, что этот человек реагирует на гомосексуальность Майкла. И помимо прочего, он совершенно её не стыдился.
И всё же Майкл был моим другом. Я не мог позволить ему и дальше делать то, что казалось мне (как и многим другим заключённым) тогда грехом, слабостью, из-за которой он заслуживал всего, что получил в тюрьме.
«Это так не работает, – сказал я ему. – Нельзя заигрывать с гомосексуальностью и просто думать, что ты будешь привлекать только тех людей, которые тебе нравятся. При этом образе жизни тебя преследуют маньяки. Особенно в тюрьме. Кроме того, – сказал я, – ты христианин».
На это он ответил: «Это и есть христианство или просто твоё понимание его?»
Оглядываясь назад, я теперь осознаю, что Майклу, как и многим людям, пережившим в детстве насилие и отсутствие заботы (кстати, очень многие из них сидят в тюрьме), был хорошо знаком стыд. Моя реакция, а именно возложение вины на него, была знакома ему как свои пять пальцев.
За следующие несколько месяцев мы с Майклом поговорили ещё много раз. Я, хоть и гордился тем, что являюсь сострадательным христианином, никогда не упускал случая изящно напасть на него за грехи. А поскольку мои атаки соответствовали окрашенному стыдом представлению о самом себе, которое он усвоил в детстве, мы с лёгкостью вжились в свои новые роли.
Года, наверное, через два после нашего разговора Майкл пристал к одному своему другу. Парень напал на Майкла посреди рабочей комнаты. Чтобы развести их, понадобилось трое охранников и полный перцовый баллончик. Майкла увели в камеру, и он больше не вернулся.
К 2014-му он превратился в далёкое воспоминание. Я был в церкви и слушал проповедь пришлого священника о божественности, как вдруг он заметил двоих геев, сидевших на скамьях. Ничтоже сумняшеся он сказал: «Нельзя играть с Богом. Нельзя выпячивать тут свои наклонности, пытаясь соблазнять мужчин и думая, что можно просто отправиться в рай».
Все глаза в помещении сфокусировались на мужчинах. Люди одобрительно улыбались, громко произнося: «Аминь, брат!»
Впрочем, я видел лишь одно – боль и смущение на их лицах.
Во мне загорелся гнев. Вот он, я, сижу в комнате, полной мужчин, способных спокойно украсть что-нибудь из кухни или солгать охранникам. Мне внезапно пришла в голову мысль: «Кто здесь грешники?» Если говорить о женщинах, то я едва ли могу выбирать, к кому испытывать влечение, и я не сомневался, что то же самое относится к этим мужчинам.
Также я осознал, что виновен в том же лицемерии. Пришёл на ум вопрос, который давным-давно задал мне Майкл. Это христианство или просто наше – или моё – понимание христианства?
Теперь мы с Майклом сидим в разных тюрьмах. Я периодически ловлю себя на мыслях о том как он там. Думаю, он до сих пор в заключении, лишь надеюсь, что он нашёл себе друзей мудрее и добрее, чем я когда-то.
48-летний Джеймс Кинг находится в тюрьме штата Сан-Квентин в городе Сан-Квентин, Калифорния, где отсидел уже 30 лет пожизненного срока за ограбление второй степени. Он получил пожизненный срок согласно калифорнийскому законодательству, потому что данное преступление было третьим на его счету.
